«Счастье мимолетно и лживо, вечной бывает только печаль» — одно из ее высказываний.
Привыкшая сорить деньгами, Саган не раз признавалась: «Я люблю деньги, которые для меня всегда были хорошим слугой и плохим хозяином». При этом она никогда не была стяжательницей: щедро раздавала деньги благотворительным фондам, своим ближним и попавшим в нужду собратьям по перу. Когда денег «вдруг» не оставалось, Саган шла в казино, порог которого впервые перешагнула, едва достигнув совершеннолетия. Директора игорных заведений, особенно курортного Довиля, что на Атлантике, распространяли слухи о том, что Франсуаза спустила у них целые состояния. «Враки!» – говорит писательница и, напротив, утверждает, что в свое время купила себе дом в Нормандии, выиграв за одну ночь в рулетку 8 миллионов франков.
Вспомним, что свой первый роман «Здравствуй, грусть» Саган написала в девятнадцать лет и в одночасье стала знаменитой и богатой: книга была переведена на тридцать языков, в течение нескольких месяцев издана тиражом два миллиона экземпляров. Франсуаза не знала, что делать с деньгами, и обратилась за советом к отцу, который сказал: «Растрать их! В твоем возрасте они опасны». С тех пор писательница не изменяла этому принципу, хотя «опасный возраст» давно прошел. «Я старая стрекоза», – с улыбкой вздыхает Саган. Кроме родительского очага и заложенного за долги особняка в Нормандии, у нее, кажется, нет никакой собственности.
Франсуа Миттеран всегда был ее большим другом и поклонником. Он приходил к ней в гости, приглашал с собой в официальные поездки. Во время визита в Колумбию у Франсуазы начался сильный плеврит, и она могла бы умереть, если бы Миттеран не отправил ее на своем самолете в Париж. Покойный президент слыл изрядным сердцеедом, любившим компанию умных, образованных и желательно хорошеньких женщин. Саган как-то рассказала, как однажды она опустила в рюмку с белым вином галстук Миттерана, чтобы отмыть пятно от красного. Сразу видно, что Саган – француженка, иронизировали светские хроникеры. Будь на ее месте американка, скажем Моника Левински, та непременно сохранила бы у себя галстук с пятном… «Последний раз мы встречались с Миттераном за несколько дней до его смерти и смеялись над нашими болезнями», – вспоминала в одном из недавних интервью писательница. Недавно она прочитала первую книгу внебрачной миттерановской дочери Мазарин Пенжо, которую пресса поспешила объявить «второй Саган». Роман ей очень понравился, но, по ее мнению, он не имеет ничего общего с ее собственными произведениями.
Какое-то время сагановским наперсником был Жан-Поль Сартр, с которым они, оставив дома его ворчливую жену Симону де Бовуар, гуляли по парижским улицам, обедали в ресторанах и однажды даже столкнулись в «доме свиданий» на улице Бреа, куда каждый пришел со своим спутником. Саган рассказывала: «Мы беседовали с ним о жизни и о любви. Он рассказывал мне о своих любовницах, которые были неважными актрисами, но которым он давал главные роли в своих пьесах».
Уже нет в живых ни Сартра, ни Миттерана, ни Орсона Уэллса, с которым, согласно молве, у нее был бурный роман, ни многих других ее друзей, а Франсуаза все такая же, как и много лет назад. Вечной страннице и непоседе, ей никогда не сидится на одном месте – даже в Париже, где за последние два десятка лет она несколько раз переезжала с одной квартиры на другую, а сейчас вовсе предпочитает гостиницы. Писательница, которая называет себя отчаянной лентяйкой, бывает по-настоящему счастлива только тогда, когда она ничего не делает: «Райская ленивая жизнь – валяюсь в кровати и, как говорил Бодлер, смотрю на бегущие облака. Читаю детективы, гуляю, хожу в гости… Наступает момент, когда в голове появляются сюжеты, смутные идеи и неясные силуэты. Это действует мне на нервы. Вдруг возникает какой-то внешний фактор – больше нет денег или надо платить налоги. Приходится садиться за стол… Меня часто упрекают в том, что я выбрасываю деньги в окно. Но именно это меня, может быть, и спасло. Будь я человеком обеспеченным и материально независимым, не знаю, стала бы я писать… Я сочиняю по ночам с отключенным телефоном, когда меня ничто и никто не беспокоит. Пишу, как дышу, следуя своему инстинкту, не думая о том, что надо непременно сказать нечто новое. Конечно, случаются и благословенные моменты, когда чувствуешь себя царицей слова, и тогда кажется, что ты в настоящем раю!»
Всю жизнь она питала склонность к эпатажу – отказалась войти в состав Гонкуровской академии, отклонила лестное предложение быть избранной в члены Французской академии, а ведь такой чести за всю историю удостаивалась лишь одна писательница. «Во-первых, мне не идет зеленый цвет академического мундира, – смеется Саган. – Во-вторых, я всегда опаздываю и тем самым могу задержать работу над словарем французского языка, над которым уже много десятилетий трудятся наши «бессмертные». Наконец, я не люблю почестей, которые утомляют меня своей бессмысленностью».
«У меня была жизнь каскадера, – не без бравады подводит Франсуаза Саган предварительные итоги своего пути. – Правда, я жалею о том, что она не оказалась более размеренной, гармоничной и, быть может, поэтичной. Иногда в своих мечтах я вижу себя лежащей на пляже. И ничего не делающей. Словом, в раю для ленивых, где не надо трудиться… Что же касается посмертной славы и места в литературном пантеоне, то мне на это ровным счетом наплевать».
…
Финал романа
И она наконец умерла. В пятницу, 24 сентября 2204 года. «Наконец» не потому, что кто-то желал её смерти, а потому что вся её жизнь с самой ранней юности была соблазном для дьявола — риском, авантюрами, горячечными ночами в казино и жаркими любовными приключениями. Из страшных катастроф (она носилась по автострадам со скоростью 200 километров в час) она выходила изуродованной, но живой. За одну ночь она выиграла в казино целое состояние. От этой суммы другой сошёл бы с ума, а она нашла в себе решимость молниеносно покинуть «сладкое» заведение и обеспечила себя на всю жизнь, вложив деньги в покупку дачи Сары Бернар. Она быстро раскусывала мужей и любовников, которые хотели делать на ней деньги и карьеру, и молнией, с чемоданчиком в руках покидала притворное ложе. Несколько лет назад она оказалась в коме, но вылезла почти с того света. С молодости её слабостью были наркотики. Она старалась скрыть это от публики, но безуспешно…
Она погорела на близости с сильными мира сего: получив огромные посреднические комиссионные от нефтяных сделок между Францией и Узбекистаном, она не заплатила налоги. Завели дело. Многим тогда казалось, что любимице публики пришёл конец, но её оставили на свободе с условным приговором всего на 6 месяцев. Оказавшись разорённой, она заложила квартиру в центре Парижа, глубоко переживая эту скверную ситуацию. Тогда же дали о себе знать все болезни далеко не молодой, курящей женщины: закупорка лёгочных сосудов привела к смерти.
Достаю с полки своё досье на Франсуазу Саган. С грустью перекладываю связанные с ней публикации, фотографии, вырезки из газет. В который уже раз перечитываю наши с ней разговоры-интервью в её квартире на Шерш-Миди, 91. Чудится, будто от книг с автографами Франсуазы исходят её аура, её тепло. Хочется вспоминать и вспоминать — до секунды, до мельчайших деталей. О многом я уже поведал читателям «Версии» в первом номере газеты за этот год в статье под странным названием «Я готова сесть хоть к вам на колени». Да, мне повезло: на одну из наших встреч Франсуаза прилично опаздывала и, ворвавшись в комнату, где я ожидал её, извинительно бросила эту фразу. Чисто по-сагановски, откровенно, эпатажно, с привкусом эротики. При этом Саган была вовсе не красавицей: тяжеловатый нос придавал орлиность её облику, но открытость, естественность в общении, афористичность мысли и слова, умные и живые глаза с лихвой компенсировали то, чего недодала природа.
Саган любила эпатировать публику. Но самой главной авантюрой её жизни была всё же литература, искусство водить пером по бумаге. Совсем юной, сразу после лицея, она, оседлав вдохновение, выдохнула свой первый роман «Здравствуй, грусть», которым обеспечила себе имя в пантеоне знаменитых граждан Французской Республики. Сама Франсуаза считала, что провидение сыграло с ней шутку: миллионные гонорары за эту безделушку — за что? Потом были «Подобие улыбки», «Любите ли вы Брамса?», «Немного солнца в холодной воде» и другие романы, но Саган больше не приблизилась к вселенскому успеху первой книги. Когда я спросил Франсуазу, почему она не хочет вступить в ряды Академии «бессмертных» (Академия изящных искусств Франции), куда входят самые талантливые и признанные деятели культуры, она бросила: «Мне предлагали, но я отказалась. Все эти академики старые, правые и… мёртвые. Я не приемлю ни одного из них».
В жилах Саган текла и русская кровь. По линии бабушки. Но в России она была однажды. Говорила, что мечтает познакомиться с Михаилом Горбачёвым, посетить Кремль, зайти в книжные магазины. Она с энтузиазмом принимала перестроечные события в СССР, хотя позже во многом разуверилась. Мне повезло, я оказался одним из немногих российских журналистов, кому Франсуаза дала интервью. Но я видел и другую Саган, не менее экзотическую — Саган в казино. Там, где, по крылатому выражению Бодлера, поэтам знаменитым и в пот, и в кровь обходится игра. Там, где время стоит на месте, ибо окна плотно зашторены и на стенах нет часов… Франсуаза обожала азарт и игру.
Саган больше нет. Франция и все, кто не представляет свою жизнь без книг, склоняют головы перед её талантом. А это значит, что ослепительный свет семафора бессмертия отныне горит для Франсуазы Саган только зелёным.
Последняя осень старой стрекозы
Больше всего на свете Саган, до последнего часа обожавшая неразбавленный виски, крепкие сигареты и бешеную скорость, боялась нищеты и забвения. Но, как верно подметила однажды Анна Ахматова, «кто чего боится — то с ним и случится». Последние годы своей жизни она провела в заложенной вилле на берегу моря в абсолютном одиночестве и нищете.
А все из-за долгов. Выяснилось, что она должна государству… миллион франков. Разумеется, этих денег у нее давно не было. Тогда все ее счета были заморожены, недвижимое имущество описано, а все деньги за переиздание книг тут же изымались в счет погашения долга…
Беда не приходит одна. В 68 лет врачи обнаружили у Саган рак поджелудочной железы. Актриса Изабель Аджани, писатель Патрик Бессон и академик Жан-Мари Руар, зная о бедственном положении писательницы,буквально умоляли всех, кому дорог «последний классик французской литературы», прийти на помощь Франсуазе Саган, но то был глас вопиющего в пустыне. Вдобавок ко всему «старая стрекоза», как себя в шутку называла Франсуаза, упала, сломала шейку бедра, перенесла девять (!) тяжелейших операций, но так и не смогла больше передвигаться без посторонней помощи.
24 сентября 2004 года, когда осень во Франции только начинала вступать в свои права и первые желтые листья каштанов медленно кружились за окнами больницы маленького городка Онфлер, Франсуаза Саган тихо скончалась на руках своего сына Дени Вестхоффа. Ей было 69 лет, но после тяжелой болезни она выглядела таким же хрупким маленьким подростком, каким была в девятнадцать, сказав миру свое знаменитое «Здравствуй, грусть!»
Когда сегодня мы перечитываем ее книги, кажется, что со страниц доносится голос героини Александра Грина: «Добрый вечер, друзья! Не скучно ли вам на темной дороге? Я тороплюсь, я бегу…» Да, это она — бегущая по волнам грусти — Франсуаза… И иногда нам с ней по пути.